Неточные совпадения
Ассоль было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче улыбаться,
посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него
на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни — дикие ревостишия [Ревостишия — словообразование А.С. Грина.]. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего
медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая
на отца, укрыла и дочь.
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
Тихохонько
Медведя толк ногой:
«Смотри-ка», говорит: «кум милый мой!
Что́ это там за рожа?
Какие у неё ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы
на неё хоть чуть была похожа.
А, ведь, признайся, есть
Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:
Я даже их могу по пальцам перечесть». —
«Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль
на себя, кума, оборотиться?»
Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
Он молча указал рукой. Я поглядел в ту сторону, но ничего не видел. Дерсу посоветовал мне
смотреть не
на землю, а
на деревья. Тогда я заметил, что одно дерево затряслось, потом еще и еще раз. Мы встали и тихонько двинулись вперед. Скоро все разъяснилось.
На дереве сидел белогрудый
медведь и лакомился желудями.
Маша
смотрела на него с изумлением и перевела слова его Кирилу Петровичу. Кирила Петрович ничего не отвечал, велел вытащить
медведя и снять с него шкуру; потом, обратясь к своим людям, сказал: «Каков молодец! не струсил, ей-богу, не струсил». С той минуты он Дефоржа полюбил и не думал уж его пробовать.
В свою очередь Галактион
смотрел на Прохорова такими глазами, точно это был
медведь, поднявшийся из далекой родной берлоги и ввалившийся всею тушей в банк.
Давешний господин с кулаками после приема в компанию «просителя» счел себя даже обиженным и, будучи молчалив от природы, только рычал иногда, как
медведь, и с глубоким презреньем
смотрел на заискивания и заигрывания с ним «просителя», оказавшегося человеком светским и политичным.
Амальхен тоже засмеялась, презрительно сморщив свой длинный нос. В самом деле, не смешно ли рассчитывать
на место главного управляющего всем этим свиньям, когда оно должно принадлежать именно Николаю Карлычу! Она с любовью
посмотрела на статную, плечистую фигуру мужа и кстати припомнила, что еще в прошлом году он убил собственноручно
медведя. У такого человека разве могли быть соперники?
После катальной
посмотрели на Спиридона, который у обжимочного молота побрасывал сырую крицу, сыпавшую дождем горевших искр, как бабы катают хлебы. Тоже настоящий
медведь, и длинные руки походили
на железные клещи, так что трудно было разобрать, где в Спиридоне кончался человек и начиналось железо.
— Я уж, право, не знаю, господа, как быть с вами, — вертелся Прейн, как береста
на огне. — Пожалуй,
медведя мы можем убить и без Евгения Константиныча… Да?.. А вы, Сарматов, не унывайте: спектакль все-таки не пропадет. Все, вероятно, с удовольствием
посмотрят на ваши успехи…
Вообще, Василий Николаич
смотрит на Алексея Дмитрича как
на средство самому развлечься и других позабавить. Он показывает почтеннейшей публике главу"приятного семейства", как вожак показывает ученого
медведя.
Проворчав что-нибудь под нос
на призывные слова Степана Трофимовича и потоптавшись, как
медведь,
на месте, он вдруг неожиданно ухмылялся, откладывал свой картуз и садился
на прежний стул, упорно
смотря в землю.
— Ну, батюшка, Никита Романыч, — сказал Михеич, обтирая полою кафтана медвежью кровь с князя, — набрался ж я страху! Уж я, батюшка, кричал
медведю: гу! гу! чтобы бросил он тебя да
на меня бы навалился, как этот молодец, дай бог ему здоровья, череп ему раскроил. А ведь все это затеял вон тот голобородый с маслеными глазами, что с крыльца
смотрит, тетка его подкурятина! Да куда мы заехали, — прибавил Михеич шепотом, — виданное ли это дело, чтобы среди царского двора
медведей с цепей спускали?
Смотрел я
на тебя, как ты без оружия супротив
медведя стоял; как Басманов, после отравы того боярина, и тебе чашу с вином поднес; как тебя
на плаху вели; как ты с станичниками сегодня говорил.
— Кажись, по муромской. Кабы знато да ведано, так я меж слов повыспросил бы у боярских холопей: они часто ко мне наезжают. Вот дней пять тому назад ночевал у меня Омляш; его посылали тайком к боярину Лесуте-Храпунову; от него бы я добился, как проехать
на Теплый Стан; хоть он
смотрит медведем, а под хмельком все выболтает. В прошлый раз как он вытянул целый жбан браги, так и принялся мне рассказывать, что у них
на хуторе…
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри,
медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды
смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за жизнь и свободу их не хуже, чем люди?
Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно
смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял
на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками;
медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
В один из таких удобных часов она уговорила меня
посмотреть игрища и, завернув с головой в шубу и отдав
на руки здоровенной своей девке Матрене, отправилась со мной в столярную избу, где ожидала нас, переряженная в
медведей, индеек, журавлей, стариков и старух, вся девичья и вся молодая дворня.
— Нет, я так спросила: значит, чтобы не простудилась? А я как-то иду по улице, ваш работник и едет
на вашей лошадке;
смотрю, точно совсем другая лошадь стала… Какие-то рабочие идут мимо и говорят: «Вот попово-то прясло едет, ему лошадь-то заместо куриного седала отвечает, цыплят
на нее садит…
Медведь, говорят, давно прошение об ней губернатору подал».
Главное: пусть сначала привыкнут к самой форме артели и не
смотрят на дело, как
на медведя, а содержание явится…
И сделался он силен ужасно, до того силен, что даже счел себя вправе войти в дружеские сношения с тем самым
медведем, который некогда
посматривал на него в окошко.
Правда, воздух был зноен, и все общество, старики, старухи и дети, пошли гулять в тех же платьях, какие
на них были, радуясь прохладе; правда, Наташа шла с открытой шеей и с голыми руками, в самых тоненьких башмачках; правда, было немного смешно
смотреть на румяного, полного, пышущего здоровьем Шатова, который, ведя под руку девушку, в своем толстом сюртуке и толстых калошах, потел и пыхтел, походил
на какого-то
медведя, у которого вдобавок ко всему, торчали из ушей клочья хлопчатой бумаги…
А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все
на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту
на медведя, в другом — голую женщину. Тихон Павлович
посмотрел на них и сел за круглый столик, стоявший перед широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела картина, изображавшая не то луга, не то море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая, звенели стаканы, хлопали пробки.
— Истинно так, — подхватил саратовец. — А знаешь, как
медведь в лесу дуги гнет? Гнет — не парит, переломит — не тужит. Так и он. Ты не
смотри, что ласков он до тебя, не гляди, что возлюбил тебя. Разведает про дочку, мигнуть не успеешь —
на другой салтык поворотит. Тогда держись только.
Михаил Иванович Владиславлев. Профессор философии и психологии. Он у нас
на первом курсе читал логику. Здоровенный мужичина с широким, плоским лицом, с раскосыми глазами, глядевшими прочь от носа.
Смотрел медведем. Читал бездарно. Мне придется о нем рассказывать впоследствии, когда за крепкую благонадежность его сделали ректором
на место смещенного Андреевского.
Зашумели в Заборье, что пчелки в улье. Всем был тот день великого праздника радостней. Какие балы после того пошли, какие пиры! Никогда таких не бывало в Заборье. И те пиры не
на прежнюю стать: ни
медведя, ни юродивых, ни шутов за обедом; шума, гама не слышно; а когда один из больших господ заговорил было про ночной кутеж в Розовом павильоне, князь Алексей Юрьич так
на него
посмотрел, что тот хотел что-то сказать, да голосу не хватило.
— Ишь, как управился, чтоб ему… — заметил Кудиныч, растерянно
смотря на обезображенный труп. — Заладил одно:
медведь да
медведь, вот и накликал… Как жаль, сердечного, ах, как жаль!.. Старик был
на отличку… Да, может, жив еще?..
— Сами вы белый
медведь! — крикнул он, вскочив со скамьи. —
На другого бы я пожаловался своему мечу, который сорвал бы его седую голову, но
на вас…
Смотрите, я не всегда терпелив.
Большая часть гостей, знавшая его историю с
медведем, любопытно
смотрели на этого большого, толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.